Трехцветка произносит что то невнятное вроде «м ра ым?», а сиамка ясно и чётко требует: «маув маув маув». В переводе на русский этот обмен информацией выглядит примерно так. Трехцветка, уставившись на меня жёлтыми глазами: может отвлечёшься от дел и посидишь, спинку погла адишь? Сиамка: ты что не слышишь, что Беатрису нужно срочно погладить, ну? Если трехцветке что то из желанного не доставалось, она обречено сообщала «м маа…» — и опять мимо меня. А сиамка переводила: «мау вау — ма ва ва»: и какая же ты бессердечная. С трясущейся нижней губой следя за прогуливающимся по тротуару воробьём она точно заклинание читала: «м м ма м маув» необычайно нежным и тонким для её породы голоском, прямо ангельским: не улетай, о, умоляю тебя, не улетай, жи ирненькая птичка! А когда он таки взлетал, произносила отчётливо и горестно «мав» обиженно и чуть ли не басом: ах ты, черт побери, ушёл! И повернувшись к окну спиной, уходила, не оглядываясь, но добавляла «мау мау мав» — не больно то и хотелось.
В первый раз оказавшись в моем доме, она всю ночь простояла на окне, с поднятой вверх головой, как одинокий щенок. И всю ночь проплакала: «мау мау ма а а ау — мау мау а» — хозяйка, хозяйка, где ты, на кого ты меня покинула? И только потом уже, на третьи сутки подошла ко мне, положила по собачьи голову мне на колени: «ма уа» — гладь. Соблазнённая, я стала ласково поглаживать её под подбородком, кошка щурилась и нежно мырчала, потом мырчание стало резким и высоким, и рука моя попалась между её зубами. Она руку выплюнула, сказала коротко «мра» — хватит, мол, я тебе ещё не совсем доверяю. И отошла в сторону, села сама по себе, обвив лапы хвостом. Посидела так, подумала, снова встала и спросила : «мрав мрав» — покормишь?
Вторая кошка гораздо чаще разговаривала, не разжимая рта, то усиливала, то заглушала уровень мырчания. Если «мр мр мр» было нежным и расслабленным, то она показывала, как ей хорошо лежать на моих коленях. И когда ей очень хотелось тепла и любви, она всегда подходила и полувопросительно предлагала «мр?» — не желаешь ли? Взгромоздившись на мои колени, она пела своё «мр» все громче и громче, а когда ей надоедало, появлялся предупредительный низкий звук «р р р» — сколько же можно, немедленно прекрати! Если я забывала убрать руку по первому требованию, следовал быстрый выпад лапы с обнажёнными когтями. После чего кошка полностью замолкала, спрыгивала с коленей и уходила прочь. Иногда она не била лапой, а просто её как бы вынимала и показывала: а у меня кое что есть, когти при этом были наружу. Нора больше предпочитала зубы. Она не впивалась своими страшными клыками, а лишь слегка прикусывала: остановись, хватит. Спокойная, предоставленная самой себе «шерстянка» бормотала себе под нос «пф хбх, пф хбх», это означало, что ей сейчас хорошо с самой собой и мешать не стоит.
